Стремительная урбанизация меняла городскую среду, которое становилось «дезориентирующие непостоянным» (Б. Рубл). Все меньше понимала город традиционная аристократия, зато с городской среды вырастала новая элита, которая приучала общество к открытой конкуренции и предлагала установить общественный контроль над вопросами, которые раньше решались кулуарно.
Статья на сайте
Принятие в 1870 г. городская устава открыло путь для развития новочасной городской общины в духе европейских самоуправляющихся традиций. Однако украинские-польские противоречия осложняли интеграционную функцию Львова как центра края. По утверждению Яцека Пурхли, Львов хоть и вступил в начале ХХ в. характера космополитической метрополии, однако, в отличие от Праги, не выполнил интеграционной функции и не став национальной столицей, поскольку не существовало галицкого народа.

«Австрийский», «польский» и «украинский» образы Львова конфликтовали между собой полностью или в определенных частях. Изначально пренебрежительное отношение Вены в восточных провинций как к неупорядоченного пространства, нужно цивилизовать, уступило место гордости за их развитие под властью Габсбургов, готовности признать Львов, хотя уголком, но «своим», «западным», «европейским». Однако польские деятели не могли признать, что модернизация Львова стала следствием его статуса как столицы австрийской провинции, и демонстративно связывали успехи с творчеством «польского духа». В тогдашней литературе сформировалось мнение, что доавстрийський Львов, хоть и менее развитый, оставался близким «польском сердцу», поскольку «был своим» (Зигмунт Красинский). Эти трудности были заметны во время приемов в Киеве представителей австрийских властей, когда взрывы польских патриотических чувств плохо согласующиеся с проавстрийские лояльностью.
Пользователь Русской общины Кипра